В Хабаровске завершился Третий фестиваль театров Дальнего Востока.

Слова о том, что фестиваль завершился, мало передают ощущения тех, кто прожил десять дней на краю света, под ослепительным солнцем и холодным амурским ветром, участвовал, смотрел, играл и обсуждал спектакли. Это было невероятное ощущение ковчега – на фоне страшных новостей и роковых событий люди, съехавшиеся из регионов огромного края, пытались отобразить, проговорить и осмыслить время, страну, себя самих. Фестиваль, который Хабаровский ТЮЗ под руководством Константина Кучикина придумал и начал в 2019 году в рамках программы развития театрального искусства на Дальнем Востоке, прошел в третий раз этой осенью.

Дальний Восток – территория от Байкала до Тихого океана: Бурятия, Якутия, Камчатка, Сахалин и все, что между ними. Для жителей европейской России – почти неведомая легендарная земля, бесконечная и таинственная. В театральном отношении тоже малооткрытая к западу от Байкала: на гастроли в столицы выбираются лишь именитые и признанные коллективы, а здесь можно было увидеть и академические театры, и инклюзивные, и государственные, и частные, и знаменитые, и не очень. В дальневосточной столице фестиваль представил обширную географию: Петропавловск-Камчатский и Комсомольск-на-Амуре, Южно-Сахалинск и Улан-Удэ, Магадан и Мирный, Нюрба и Уссурийск, Якутск и Владивосток.
Не считая спектакля Юрия Бутусова “Сын”, который РАМТ привез как специальное событие к открытию фестиваля, всего было показано 15 работ.

“Свидетельские показания” Камчатского театра драмы и комедии в постановке Евгения Маленчева – диагноз предельной атомизации общества. Парад микро-портретов разных социальных типов, где каждый из свидетелей обнаруживает перед зрителем, что не способен не то, что понять, а даже заметить человека, рядом с которым жил и работал. Художница Анастасия Бугаева подает каждого как кусочек смальты в общей мозаике: в глухой стене открывается бокс для очередного актера. Обстановка бокса – каждый раз новая для нового персонажа – как второй костюм. Череда стенд-апов не проясняет загадку личности ушедшего, но складывается в разбитый на боксы-пиксели портрет социума, индивидуалистического и слепого к ближнему.

“Пять вечеров” – камерная работа Павла Макарова на сцене хозяев фестиваля, Хабаровского ТЮЗа. Бытовая и историческая конкретность володинской пьесы – в некотором конфликте с обобщенностью режиссерского решения. Белая лестница – условное пространство, где обитают пережившие некую катастрофу: у них отнята человеческая речь, фразы они рычат, щебечут, верещат, а мимика и пластика у них искажена, скособочена, вывернута. Будто бы исправить этот мир является некий гуттаперчевый тихоня (Александр Зверев). Но он пришел из такого черного промороженного ада, что ни сам не может согреться, ни гармонизировать глобально нарушенный мир. Он трикстер, способный принять разный облик с помощью силиконовой маски и измененной повадки. И ни ласково-опасные его интонации, ни ловкость, с которой он худым телом, словно иглой, легко сшивает разные уровни пространства, не могут вернуть жизнь туда, откуда ее выдуло или выломало. И сам он застывает в финале белым изваянием, словно надгробием.

“Каренин” Романа Габриа – очень петербургский спектакль в Уссурийском театре драмы. Художница Павла Петрушова придумала декорацию, где кованые детали на заднике вместе с фигурами актеров превращаются в контровом свете в силуэты мирискуснических стилизаций. Большие деревянные параллелепипеды разной высоты приспособлены для игры и сверху, и между ними: это и узкие улицы города, и перроны вокзала, и тяжелая мебель душных комнат. Изящество и вкус отмечают всю работу, особенно же дуэт главных героев: Борис Бехарский (Каренин) и Мария Макарова (Анна). Это спектакль об отчаянной войне полов, где женщины выглядят более сильными, хищными, опасными и безжалостными, чем мужчины. Это неуправляемая стихия, разрушающая равно и порядок, установленный мужчинами, и себя самое. Мысль вполне толстовская, тем более, в спектакле нет пары Левин-Китти, а Долли в исполнении Елены Солянниковой решена так, что ее мнимое прощение мужа – лишь маска ее ненависти к нему, сжирающей ее, как болезнь. Трагизм жизни неразрешим, и погибают в нем все, нет ни правых, ни виноватых.

“Атилла” Петра Шерешевского – это подарок зрителям из Южно-Сахалинского Чехов-центра, где Петр открыл прежде не знакомую театралам пьесу Евгения Замятина и пересказал ее современным театральным языком. История о падении империи под натиском варваров здесь выглядит как конфликт не внешний, а внутренний. Это разные слои общества: снобистские, коррумпированные, изнеженные столичные верхи и озверевшие боевики с окраин сшибаются за власть. Зелёные военные ящики, засыпанные пластиковыми стаканчиками, легко воспонимаются как лагерь боевиков, окопы на поле боя, гробы; в глубине сцены утлая стеклянная комнатка – номер в отеле осаждаемой столицы. События большой войны и частной жизни транслируются на экраны, как в новостях и в соцсетях. Рим или Византия, или какое-то нынешнее образование на карте, претендующее на вселенское могущество – неважно, исторический механизм один: империя падет вместе со всей своей сложностью и культурой, пороками и дипломатическими ухищрениями, если будет презирать и подавлять всех, кто вне ее иерархии.

“Корея_03” – спектакль Сойжин Жамбаловой в Бурятском театре драмы о проблеме, которая недавно еще была столь значимой в республике: бедность, которая гонит бурятов на заработки в Южную Корею. Двухчасовое полотно – спрессованный и энергично поданный сериал на документальной основе – со множеством героев и линий, с разных сторон исследующий мечты и судьбы людей, вынужденных отказаться от профессий, бросить семьи и дома ради современного неквалифицированного отхожего промысла. Но реальность внесла трагические коррективы: на фестивале спектакль был показан в записи, а на поклон вышли только актрисы. Весь мужской состав спектакля уже покинул свои дома и семьи, и отнюдь не ради заработка. Очень хочется пожелать театру восстановления творческой жизни и работы.

Фестиваль театров Дальнего Востока не предполагает конкурса, номинаций и призов. По сути, это смотр самых интересных работ сезона плюс профессиональный тренинг и лекции. За десять дней участники показывали и смотрели спектакли, присутствовали на их обсуждениях экспертами, участвовали в мастер-классах по сценическому движению, речи и мастерству актера, а также слушали лекторов. Анна Шавгарова рассказала об истории дальневосточного театра, Глеб Ситковский – о Форум-театре, Вадим Рутковский – о взаимодействии театра и кино, а Виктор Рыжаков – о горизонтальном театре.

Ассоциация театральных критиков вправе вручать свой собственный диплом, отмечая выдающееся событие, автора или исполнителя, если его видели как минимум три члена Ассоциации и сошлись во мнении. На фестивале диплом получил Сергей Левицкий, до недавних событий – художественный руководитель Русского драматического театра имени Бестужева в Улан-Удэ, за спектакль “Театр. Изнанка”. Эта работа – страстное, нервное, исполненное сарказма, ярости и нежности объяснение в любви театру. Написанная самим постановщиком история репетиций брехтовского “Доброго человека из Сычуани” в некоем провинциальном театре обыгрывает все известные штампы и стереотипы: о невыносимом самодуре и гении – режиссере, о бездарных и талантливых актерах, о приёмах современного театра, о попойках и интригах в гримерках, о цене роли, которая по ту сторону кулис всерьез может быть равна цене жизни. Здесь есть ряд остроумных находок и отличных актерских работ – от Аюра Доржиева, неотразимого в роли несносного бога-режиссера, до Нины Тумановой в роли полоумной матери главной героини, бывшей актрисы, которая фактически рассудком заплатила за несбывшуюся театральную судьбу – она словно состарившаяся Нина Заречная. Эта история репетиций оказалась ярче, живее, напряженнее и смелее спектакля в спектакле – постановки Брехта, которая, хотя и подана эпизодами, решена несколько даже старомодно. И это также работает на идею: жизнь как таковая, с ее всамделишными выборами и платой за них, с ее страстями, трагедиями и повседневностью – бесконечно ценнее, сложнее и важнее любого искусства. Изнанка театра огромнее того, что предъявляется на сцене. Но мало что заставляет чувствовать бытие так остро, как произведение настоящего искусства. Оно делает человека счастливым. Оно может спасти.